Игорь Гузенко: главный предатель Холодной Войны. Отрыжка холодной войны: дело Гузенко Шпионское дело гузенко ссср канада

В Оттаве 26-летний шифровальщик посольства перебежал на сторону Канады. Подробности перехода до сих пор спорны. Захватив 109 секретных документов советского посольства, он вышел из посольства и, благополучно добравшись до одного из комиссариатов канадской полиции, передал их правительству Канады. Переданные им документы представляли собой переписку резидента ГРУ полковника Николая Заботина (ранее уехал из Канады) с иностранными агентами, внедрёнными в атомную отрасль. Эти материалы привели к аресту 26 человек и осуждению 10 советских агентов, собиравших на Западе «атомные секреты» США . Например, была арестована Кай Уиллшер («Элси»), заместитель архивариуса британского посольства в Канаде . Как пишет Павел Евдокимов, в СССР комиссия по разбору предательства Гузенко признала виновным Заботина .

Игоря Гузенко с семьёй в целях обеспечения их безопасности вывезли из Оттавы и разместили в пустующем туристском лагере, а сообщенную им информацию стали систематизировать и анализировать. Из Лондона прислали двух сотрудников контрразведки МИ-5. Они приняли участие в допросах вместе с представителями американского ФБР . Публике о шпионском скандале поведал известный американский журналист Дрю Пирсон, обозреватель газеты «Вашингтон пост». Советский шпионаж Пирсон назвал частью плана Москвы по захвату власти над миром. Он утверждал, что Гузенко назвал имена тысячи семисот советских агентов в Северной Америке.

Очевидно, угроза расправы висела над ним всегда. Семью поселили в пригороде Торонто , предоставив в собственность обширный двухэтажный особняк со всем оборудованием, включая одежду на все сезоны и обстановкой, о которой Светлана гово­рит, что, наверное, такая была в сказоч­ной пещере Аладдина. Им назначают пожизненное пособие (сведений о его размере нет). Они сменили фамилию и имена на Стэнли и Анна Крысяк. В Оттаве жить было опасно – можно случай­но встретиться с сотрудниками посоль­ства, которые их знают в лицо. Впрочем, небезопасно жить и в окрестностях То­ронто, коль скоро ты перебежчик. Игорь и Светлана жили скрытно, себя не афишировали. Дочь Игоря и Светланы Эвелин, которая родилась в конце 1945 года , через три месяца после расставания родителей с советской властью, рас­сказывает, что отец с матерью “были очень осторожны… Они не надеялись, что смогут прожить хотя бы три дня пос­ле того, как отец передал правительству секретные документы”. Своим детям Игорь и Светлана “запрещали говорить с незнакомцами на улице, не разреша­ли приглашать в дом малознакомых лю­дей”.

Гузенко умер в 1982 году . Даже на кладбище не решились отметить могилу его фамилией. Она была безы­мянной 20 лет – только после смерти Светланы в 2001 году появился на кладбище надгробный камень с именем Гузенко.

В Оттаве 26-летний шифровальщик посольства перебежал на сторону Канады. Подробности перехода до сих пор спорны. Захватив 109 секретных документов советского посольства, он вышел из посольства и, благополучно добравшись до одного из комиссариатов канадской полиции, передал их правительству Канады. Переданные им документы представляли собой переписку резидента ГРУ полковника Николая Заботина (ранее уехал из Канады) с иностранными агентами, внедрёнными в атомную отрасль. Эти материалы привели к аресту 26 человек и осуждению 10 советских агентов, собиравших на Западе «атомные секреты» США . Например, была арестована Кай Уиллшер («Элси»), заместитель архивариуса британского посольства в Канаде . Как пишет Павел Евдокимов, в СССР комиссия по разбору предательства Гузенко признала виновным Заботина .

Игоря Гузенко с семьёй в целях обеспечения их безопасности вывезли из Оттавы и разместили в пустующем туристском лагере, а сообщенную им информацию стали систематизировать и анализировать. Из Лондона прислали двух сотрудников контрразведки МИ-5. Они приняли участие в допросах вместе с представителями американского ФБР . Публике о шпионском скандале поведал известный американский журналист Дрю Пирсон, обозреватель газеты «Вашингтон пост». Советский шпионаж Пирсон назвал частью плана Москвы по захвату власти над миром. Он утверждал, что Гузенко назвал имена тысячи семисот советских агентов в Северной Америке.

Очевидно, угроза расправы висела над ним всегда. Семью поселили в пригороде Торонто , предоставив в собственность обширный двухэтажный особняк со всем оборудованием, включая одежду на все сезоны и обстановкой, о которой Светлана гово­рит, что, наверное, такая была в сказоч­ной пещере Аладдина. Им назначают пожизненное пособие (сведений о его размере нет). Они сменили фамилию и имена на Стэнли и Анна Крысяк. В Оттаве жить было опасно – можно случай­но встретиться с сотрудниками посоль­ства, которые их знают в лицо. Впрочем, небезопасно жить и в окрестностях То­ронто, коль скоро ты перебежчик. Игорь и Светлана жили скрытно, себя не афишировали. Дочь Игоря и Светланы Эвелин, которая родилась в конце 1945 года , через три месяца после расставания родителей с советской властью, рас­сказывает, что отец с матерью “были очень осторожны… Они не надеялись, что смогут прожить хотя бы три дня пос­ле того, как отец передал правительству секретные документы”. Своим детям Игорь и Светлана “запрещали говорить с незнакомцами на улице, не разреша­ли приглашать в дом малознакомых лю­дей”.

Гузенко умер в 1982 году . Даже на кладбище не решились отметить могилу его фамилией. Она была безы­мянной 20 лет – только после смерти Светланы в 2001 году появился на кладбище надгробный камень с именем Гузенко.

В 1943 году в Оттаву прибыл новый военный атташе (и по совместительству резидент советской разведки в Канаде) полковник ГРУ Николай Заботин с супругой. Вместе с ним в посольство прибыла группа шифровальщиков, во главе которых был 26-летний старший лейтенант Игорь Гузенко. Ему-то и предстояло сыграть роль, перевернувшую ход мировой истории…

Шифровальщик — профессия особая. По принятому в Советском Союзе по­рядку те из них, кто работал за грани­цей, могли жить только на территории посольства и не вправе были его поки­дать. Лишь в чрезвычайных ситуациях они могли это сделать и обязательно с сопровождающим. Чтобы затруднить даже случайные контак­ты с местным населе­нием, шифровальщики не знали языка страны пребывания. Но Игорь Гузенко оказался ис­ключением — он знал английский. Другим, и самым роковым для со­ветской разведки ис­ключением стало полу­ченное им разрешение жить за стенами посоль­ства. Произошло это при следующих обстоятель­ствах. Заботин с женою и Гузенко, к которому также прибыла из Союза молодая супруга, жили в соседних комнатах од­ной квартиры непосред­ственно в посольстве. Все было хорошо, пока в семье Гузенко не появился мла­денец. Ребенок оказался неспокойным, он истошно орал ночи напролет, не да­вая ни сна, ни отдыха соседям — Заботиным. И госпожа Заботина поставила перед мужем вопрос ребром: или пол­ковник переселяет своего соседа-подчиненного куда угодно, или она поки­дает его и возвращается в Союз. Гузенко был на хорошем счету, пользо­вался полным доверием не только у непосред­ственного начальника, но и у советского посла Георгия Зарубина. И За­ботин, поколебавшись, отдал предпочтение своему семейному бла­гополучию, разрешив Гузенко жить с семьей в квартире, арендуемой в доме неподалеку от советского посольства. Дальнейшее зависело только от самого стар­шего лейтенанта. Никто теперь не скажет, когда у него возникла мысль стать перебежчиком и каковы были при этом мотивы. Но этот шаг не был спон­танным, Гузенко задолго начал подго­товку к нему. В Канаде и ему, и его жене очень нравилось. Возможно, он был го­тов и дальше служить ГРУ, но оставаясь в Канаде, а его собирались отозвать в Москву. И тогда он решился.

В Оттаве шел проливной дождь, ког­да поздно вечером 5 сентября 1945 года Гузенко, прихватив с собой вынесенные из посольства 109 совершенно секрет­ных документов, направился в полицию. Однако там от него попросту отмахну­лись. Утром он обращается в газету «От­тава джорнэл», но и здесь терпит фиа­ско. Журналисты не верят его рассказам о шпионаже русских — недавних союз­ников в только что закончившейся вой­не. Не поверили ему и в министерстве юстиции. Гузенко в отчаянии: обратного пути нет, в посольстве вот-вот обнару­жат пропажу документов. Оставаться дома нельзя — в любой момент за ним могут прийти. И Игорь с сынишкой и же­ной находит укрытие у своего соседа по дому — офицера канадских ВВС. Вскоре он убеждается, что сделал это не на­прасно: в его квартиру буквально вламывают­ся люди из службы без­опасности посольства. Они переворачивают все вверх дном и, не найдя ничего, остаются ждать хозяина кварти­ры. Однако вторжение в чужие квартиры в Канаде не поощряется, и по вызову приютив­шего Гузенко соседа прибывает полиция, которая застает в квартире двух муж­чин, защищенных дипломатическими паспортами СССР. Теперь полиция по­нимает, как ошибалась, отмахиваясь ранее от этого странного русского. На этот раз его внимательно выслушивают и вместе со всеми бумагами переправ­ляют на базу Кэмп-Икс, где передают в руки представителей канадской службы безопасности, к которым вскоре присо­единяются английские и американские коллеги. То, что они узнали из докумен­тов Гузенко, повергло их в шок: оказывается, под самым носом у них давно и результативно трудится разветвленная шпионская сеть, щупальца которой уже дотянулись до «святая святых» — проек­та «Манхэттен», т.е. до атомных секретов союзников. Об этом было немедленно доложено на самый верх. Премьер-министр Канады Кинг долго не мог пове­рить в коварство недавних союзников, но, ознакомившись со всеми документа­ми, был вынужден изменить свою точку зрения. Он провел конфиденциальные переговоры с президентом США и ан­глийским премьером. Начиная с 7 сентя­бря 1945 года семья Гузенко была взята под государственную охрану службами безопасности Канады. Советское по­сольство направляло в МИД одну за другой ноты, требуя выдачи Гузенко для отправки его на родину и суда над ним за хищение из посольства казенных де­нег. Все ноты остались без ответа и по­следствий.

13 декабря 1945 года полковник Заботин тайно покинул Канаду, грубо нарушив тем самым дипломатические правила. Забыв о своей дипломати­ческой неприкосновенности, он не­легально перешел границу и уже в Нью-Йорке сел на советский пароход «Александр Суворов», который тоже тайно, без соблюдения необходимых формальностей, снялся ночью с якоря и ушел в море. Несколько недель спу­стя в Москву отбыл и посол Зарубин.

А в Канаде началось расследова­ние. На основании документов, предо­ставленных Гузенко, канадские власти арестовали как шпиона английского ученого — доктора Аллана Мэя. Его при­знания позволили британским спец­службам напасть на след физика Клауса Фукса. В показаниях Гузенко впервые фигурирует как агент КГБ и Ким Филби. Всего по подозрению в шпионаже было арестовано 26 человек (16 из них были позднее освобождены). Созданная по распоряжению канадского правитель­ства Королевская комиссия по шпио­нажу, которая занималась расследова­нием дела Гузенко, в июне 1946 года представила отчет о результатах своей деятельности на 733 страницах, в котором помимо прочего от­мечалось, что на международ­ных конференциях Советский Союз выступает с заявлениями о мире и безопасности, а на деле втайне готовит третью ми­ровую войну.

Информация, полученная от Гузенко, коренным образом изменила отношение Запада к бывшему союзнику. Канада, планировавшая оказание Со­юзу миллиардной финансовой помощи для послевоенного восстановления, отказалась от своих планов. Аналогично поступили и другие ведущие западные державы. Были приняты и подготовительные меры военного ха­рактера, началось сколачивание бло­ков. Многие аналитики считают, что толчком к началу холодной войны по­служила не знаменитая Фултонская речь Черчилля, а побег Гузенко. Семья Гузенко была тайно переселена в То­ронто, в предоставленную государ­ством квартиру. До конца дней своих (а умер Игорь Гузенко в 1982 году, его жена — в 2001-м) они находились на го­сударственном обеспечении. Однако вряд ли можно сказать, что они прожи­ли счастливую жизнь. Пребывая в по­стоянном страхе, они вели предельно скрытный образ жизни. Игорь появлял­ся на публике, в том числе участвуя как свидетель в многочисленных шпион­ских процессах, только скрывая лицо под белым колпаком, из-за чего упоми­нался в прессе под кличкой «человек- колпак». Его дети (а их было 8) ничего не знали о собственном происхожде­нии, им сказали, что семья пересели­лась в Канаду из Чехословакии. Могила Игоря Гузенко долго оставалась безы­мянной, и лишь после смерти супруги на ней появился могильный камень. А в начале 2000-х в Оттаве напротив дома на улице Сомерсет, который в сентя­бре 1945 года навсегда покинул Игорь Гузенко, была открыта мемориальная доска, посвященная его акции. Исто­рия этого побега легла в основу двух американских фильмов — «Железный занавес» и «Операция «Розыск»».

Data-yashareQuickServices="vkontakte,facebook,twitter,odnoklassniki,moimir" data-yashareTheme="counter"

До конца 30-х годов у Москвы в Канаде, в этой не слишком важной в военном отношении стране, был небольшой разведаппарат. По сути дела, интересы советской разведки представляли два человека - лидеры компартии Канады Фред Роуз и Сэм Корр. Оба родились в дореволюционной России, длительное время были коммунистами и получали за сотрудничество денежное вознаграждение. Но после пакта Молотова–Риббентропа престиж коммунистов упал в глазах общественного мнения, а сама компартии Канады перешла на нелегальное положение. Обстановка стала меняться после вторжения гитлеровских полчищ в СССР. И именно в этот момент Москва решила перестроить свой разведаппарат в США и Канаде.

МОСКВА ЗНАЛА МНОГО

Когда в 1942 году в Канаду прибыла первая торговая миссия, майор Соколов, работавший под прикрытием ее сотрудника, приступил к созданию первых ячеек военной разведки. Вскоре к нему в ранге первого секретаря торгового представительства Советского Союза присоединился Сергей Кудрявцев, а Москва дала разрешение на использование Фреда Роуза, который стал надежным помощником руководителя советской военной разведки.

Разведгруппа, созданная Соколовым, Кудрявцевым и канадскими партийными лидерами, на первых порах была небольшой – 3–4 человека в Оттаве и Торонто и 2–3 человека в Монреале. А летом 1943 года в Оттаву прибыл Николай Заботин с группой сотрудников, в которую входил и шифровальщик Игорь Гузенко, чье предательство позднее оказалось роковым.

В первые годы работы резидентура военного атташе Заботина была занята вербовкой агентуры. К концу войны резидентура состояла из 17 официальных советских сотрудников и около 12 лиц из числа канадских граждан. Особое место среди агентов Заботина занимал Алан Пун Мэй. Опытный физик-экспериментатор, государственный служащий Великобритании, он побывал в 1936 году в России и слыл человеком левой ориентации. В скором времени был направлен в Канаду в составе исследовательской группы, занимающейся атомной проблематикой.

Следуя указаниям Москвы, Заботин в 1943 году вошел в контакт с Аланом Мэй и стал получал от него информацию о ходе атомных исследований. В 1945 году по просьбе Заботина Мэй сделал несколько исследований. В июле 1945 года он передал лабораторные образцы урана-235 и урана-225, которые были срочно направлены в Москву. И уже на следующий день после бомбардировки американцами Хиросимы Заботин отправил в Москву шифровку с полученными от Мэя сверхсекретными сведениями об атомной бомбе: «Директору. Факты, приведенные Алеком:

1) Испытания А-бомбы были проведены в в Нью-Мексике. Бомба, сброшенная на Японию, была из урана-235. Известно, что дневной выпуск урана-235 на магнитной обогатительной установке в Клинтоне составляет 400 г. Выход «49», очевидно, в два раза больше (некоторые графитные установки рассчитаны на 250 мегаватт, то есть на выпуск 250 г в день). Научные достижения в этой области решено опубликовать, но без технических деталей. Американцы уже выпустили книгу на эту тему;

2) Алек передал нам платиновую пластинку, покрытую тонким слоем урана-233 в виде окиси, вес которого 163 микрограмма».

А вот политическая информация поступала к Заботину от Кетлин Мери Уиллшер и Эммы Войкин. Уиллшер начала поставлять информацию Фреду Роузу еще в 1935 году. Она работала в офисе высокопоставленного представителя Соединенного королевства в Оттаве и имела доступ к секретной документации. Через ее руки проходили также письма, которыми обменивались канадский посол в Москве и премьер-министр Канады. Эмма Войкин имела возможность передавать документы из канадского департамента иностранных дел. Дочь русских эмигрантов Эмма Войкин была молодой вдовой, когда майор Соколов и его жена начали разрабатывать ее. Она потеряла не только мужа, но и ребенка и долгое время жила в бедности. Для Эммы Войкин Советский Союз представлялся страной счастья, и Соколовы старались поддерживать ее восторженное отношение к России. Из паспортного отдела департамента иностранных дел, где Войкин работала, в феврале 1944 года она была переведена в особо секретный шифровальный отдел. В октябре того же года Войкин согласилась передавать Соколову секретные материалы департамента иностранных дел. Она планировала эмигрировать в СССР, но Соколов удержал ее от этого. В январе 1946 года Эмма Войкин все-таки обратилась в посольство с просьбой о предоставлении ей советского гражданства. Но прежде чем ее просьба была рассмотрена, Эмму арестовали.

Еще одна группа информаторов была создана майором Роговым, помощником Заботина, в которую вошли четыре канадских государственных служащих – Девид Гордон Лунан, Дарнфорд Смит, Нед Мазералл и Исидор Гальперин. Главной задачей Лунана было собирать факты и информацию от остальных участников. Дарнфорд Смит, инженер Национального исследовательского совета, поставлял информацию по радиотехнике и оптике и о работе секретного совета по исследовательским проблемам. Нед Мазералл также работал в Национальном исследовательском совете – в самом секретном отделе, который занимался радарами, техническими аспектами радиосвязи и воздушной навигации. Исидор Гальперин – профессор математики и эксперт в области артиллерии и взрывчатых веществ. Вскоре Гальперин представил Рогову обширный отчет о работе Канадского института военных исследований и развития, о его заводах и лабораториях, включая опытный завод по производству взрывчатки. На основе информации, полученной от других агентов, Лунан составлял обобщенные отчеты для Заботина, который переправлял их в Москву.

С точки зрения руководителей разведки, одним из самых ценных агентов был Раймонд Бойер по кличке Профессор. Знаменитый химик и состоятельный человек, он начал работать на советскую разведку еще до того, как был открыт новый офис в посольстве. В то время его начальником был Фред Роуз. Советский военный атташе так характеризовал Бойера: «Самый лучший специалист по взрывчатым веществам на американском континенте. Дает полную информацию о взрывчатых веществах и химических заводах. Очень богат. Боится сотрудничества».

На основе докладов Бойера резидент Заботин направлял в Центр отсчеты о ведущихся работах по созданию атомной бомбы (многие из них были построены на слухах и не отличались особой достоверностью, но в Москве располагали информацией по созданию атомной бомбы и из более надежных источников): «Этот завод будет производить уран. В результате экспериментов, проведенных с ураном, установлено, что можно создавать урановые атомные бомбы, что уже практически происходит. Американцы провели большую исследовательскую работу, вложив в это дело 660 миллионов долларов».

Несмотря на устаревшую неточную информацию, Заботин высоко ценил Бойера. Его помощники, Соколов и его жена, получили разрешение поддерживать дружеские связи с Профессором, что было серьезным отклонением от строгих правил конспирации.

Двое советских агентов работали в канадском департаменте вооружений. Один из них, Джеймс Беннинг, отвечал за подготовку особо секретного «Прогноза военного производства в Канаде» – наиболее полного исследования экономической ситуации и перспектив развития канадской военной промышленности. Второй – Гарольд Сэмюэль Герсон, был зятем Беннинга. Сын русского эмигранта, инженер-геолог по профессии. Во время войны он работал в компании «Объединенные военные компании», которая занималась производством химических и взрывчатых веществ, а по окончании войны не без помощи Бойера был переведен в отдел производства боеприпасов. Герсона, который три года работал на советскую разведку, Заботину рекомендовал Бойер. От Герсона поступала важная информация в основном по техническим аспектам артиллерии. В августе 1945 года Герсон предложил план продолжения своей работы с советской разведкой, после того как ему придется уйти с государственной службы. Заботин сообщил об этом в Центр и запросил, даст ли руководство советской разведки согласие на такой план: Герсон создает в Оттаве Геологический инженерный исследовательский центр, который финансировался бы Москвой суммой в размере 7 тыс. долл. в год и, разумеется, служил бы прикрытием для советской разведки.

Следующим агентом резидентуры Заботина был Орик Адамс, особо доверенный работник Банка Канады. Среди его обязанностей в банке был анализ промышленных планов при выдаче кредитов, потому он был хорошо информирован о положении в военной промышленности. В частности, он передал Заботину сводку отправки вооружений в Англию. В результате усилий Адамса в Москву был отправлен и другой конфиденциальный доклад – о секретных переговорах, которые вели в 1944 году лорд Кейнс и канадское правительство.

Наряду с основным составом агентуры, занимавшимся поставкой секретной информации, были созданы группы специального назначения, которые изготавливали фальшивые паспорта и визы. Находящиеся в августе 1945 года в Канаде инспекторы из Москвы были удовлетворены работой военной разведки под руководством Заботина и разведки НКВД, которую возглавлял В. Павлов. Их обнадеживали большие перспективы, которые открывались для советской разведки в этой стране. 28 августа 1945 года советский посол в Канаде Георгий Зарубин повторил свою просьбу в Министерство иностранных дел о том, чтобы открыть в Монреале торговое представительство, которое пользовалось бы привилегиями дипломатического иммунитета. Штат торгового представительства в Канаде уже насчитывал 50 человек. Зарубин же предлагал увеличить его до 97 человек. Новые торговые миссии в Монреале и Оттаве должны были служить прикрытием для сотрудников резидентуры численностью до 20 человек. Этот и другие планы могли быть осуществимы, если бы не предательство Игоря Гузенко.

ПРЕДАТЕЛЮ НИКТО НЕ ВЕРИЛ

Шифровальщик резидентуры Заботина Игорь Гузенко был одаренным человеком. Он родился в бедной семье в 1919 году, в разгар Гражданской войны. Несмотря на то, что все его родные были приверженцами царской России, Гузенко вступил в ВЛКСМ. Три года он изучал архитектуру, но война разрушила эти планы. В 1941 году Гузенко направили в московскую школу военной разведки, где он изучал шифровальное дело. В 1943 году его направили шифровальщиком в только что созданную разведывательную точку в Канаде. Для Гузенко и его жены Анны Канада была не просто новая страна, это был новый мир. Когда подошел к концу двухлетний срок службы, Гузенко попытался отдалить неминуемое возвращение в Москву.

Решение об измене, о том, что ему придется порвать все связи со своей страной, друзьями, семьей и постоянно жить среди людей с другим языком и культурой, было нелегким. Но при одобрении и поддержке жены Гузенко решился на этот шаг и начал тщательно готовиться. Он взял из сейфа военного атташе секретные документы и был уверен, что в критический момент, предъявив эти бумаги, сможет доказать, что является настоящим перебежчиком, а не провокатором.

Поначалу Гузенко в правительстве Канады не поверили, а газеты отказались иметь с ним дело. Тогда Гузенко обратился в Министерство юстиции, а потом через Министерство иностранных дел попал к премьер-министру Маккензи Кингу, который оказался перед выбором: с одной стороны, он и не верил в подлинность документов и в правдивость слов неизвестного ему Гузенко и подозревал, что некие антисоветские силы просто хотят раздуть скандал, с другой стороны, документы подтверждали факт похищения атомных секретов и других государственных тайн, и соображения национальной безопасности требовали тщательного расследования.

Для политического климата того периода было показательным то обстоятельство, что мистер Кинг не только отказался принять Гузенко с его документами, но и посоветовал ему «вернуться в свое» посольство. «Я полагал, – говорил потом мистер Кинг в палате общин, – что ему следует возвратиться в посольство вместе с документами, которые находились в его распоряжении. Мне казалось более важным сделать все, чтобы исключить возможность недоразумений и не дать советскому послу повод утверждать, что Канада подозревает русских в шпионаже».

Гузенко не последовал совету премьер-министра. Он потратил целый день, обивая пороги других учреждений, но безуспешно. Казалось, перед ним были закрыты все двери. Чета Гузенко в отчаянии вернулась к себе в собственную квартиру.

Тем временем в резидентуре Заботина установили, что исчез не только Гузенко, но и некоторые из недавно полученных сообщений. Стало ясно, что его отсутствие вызвано не болезнью или другой уважительной причиной, а попыткой невозвращения в СССР.

Дело Гузенко сразу же было передано из военной разведки в ведение советской внешней разведки. Расследованием занялся Виталий Павлов – второй секретарь посольства, а на самом деле резидент советской внешней разведки в Канаде. Он приказал двум охранникам следить за домом четы Гузенко и немедленно сообщить, как только они появятся там.

Когда Гузенко вернулись из своего бесплодного хождения по правительственным учреждениям, небольшая группа под командованием самого Павлова явилась в их дом. У них была деликатная задача: проникнуть в квартиру, произвести обыск, не имея на это ордера, и убедить Гузенко поехать с ними, а в случае необходимости принять более крутые меры. Но чета Гузенко предусмотрительно укрылась в квартире соседа и, когда бывшие коллеги выломали замок, вызвала полицию. Именно этот ночной налет и спас Гузенко. Следующим утром полиция взяла под охрану чету Гузенко. Теперь они были недосягаемы для Павлова.

Павлов и Заботин были озабочены рядом вопросов. Как много знал перебежчик о секретных делах резидентуры? Сколько документов, писем, книжек и различных записок он похитил?

В связи с бегством Гузенко посольство предприняло обычные в таких случаях дипломатические шаги. Еще до получения инструкций из Москвы посол Зарубин послал ноту протеста в канадское Министерство иностранных дел. Гузенко, по его словам, растратил казенные деньги, поэтому и канадское правительство обязано передать его советским властям. Разумеется, никакого ответа не последовало. Через неделю, получив к тому времени инструкции из Москвы, посол направил вторую ноту, в которой были выставлены те же требования, с важным добавлением, что Гузенко должен быть выдан без суда.

Тем временем в условиях строжайшей секретности были исследованы бумаги и документы Гузенко. Премьер-министр Кинг все еще колебался, не зная, какой курс ему избрать, поскольку дело получило международный резонанс. Не делая никаких заявлений в прессу, Кинг решил согласовать свои действия с президентом США Трумэном и премьер-министром Англии Эттли. А еще у Кинга была наивная идея полететь в Москву и раскрыть все Сталину. Через несколько месяцев Кинг заявил в канадской палате общин: «Судя по тому, что я знал и слышал о Сталине, я уверен, что русский лидер не одобрил и не простил бы такие действия в одном из посольств его страны». Все-таки Кинга сумели как-то отговорить от поездки в Москву до окончания расследования…

СЛЕДСТВИЕМ УСТАНОВЛЕНО

Тем не менее Заботин принял все меры предосторожности. Фред Роуз, Сэм Корр и другие важные члены разведсети были проинструктированы и должны были отрицать всякую связь с советским посольством в случае допросов. 13 декабря 1945 года, не поставив в известность МИД Канады, страну покинул Заботин, который опасался быть арестованным. Он бежал в Нью-Йорк. А оттуда на советском корабле «Александр Суворов», который тайно покинул порт, добрался до Москвы. И там уже был арестован: из-за предательства шифровальщика Заботина приговорили к 10 годам тюремного заключения.

Через несколько недель после бегства Заботина из Канады отбыл и советский посол. Канадское правительство не обвиняло его в причастности к шпионским делам, однако после публикации досье Гузенко положение Зарубина могло стать неприемлемым.

Менее чем через два месяца после отъезда Зарубина Оттава сделала первые официальные заявления о шпионском деле, связанном с побегом Гузенко. Прошло еще 5 месяцев, прежде чем начались первые аресты. Причиной тому было опубликованное канадским правительством в феврале 1946 года официальное, заявление. В нем содержались только голые факты, касающиеся раскрытия шпионской организации, которая работала в пользу иностранного государства (без упоминания названия этой страны). Премьер-министр Кинг пригласил советского поверенного в делах и лично объявил ему, что в заявлении имелся в виду Советский Союз.

Заключительный отчет королевской комиссии тоже продемонстрировал большое уважение к официальной советской позиции. Чтобы поддержать положение Зарубина, в отчет был включен специальный раздел, озаглавленный «Непричастность советского посла», в котором отмечалось, что тот ничего не знал о шпионской деятельности, что Заботин с Павловым держали его в полном неведении. И это было явным нарушением установленного порядка, так как посол отвечает за все, что происходит в посольстве.

Советские газеты опубликовали почти полностью текст заявления канадского правительства. Это был уникальный случай в истории советской прессы. Было ясно, что какая-то доля вины будет признана, некоторые лица понесут наказание, но советское правительство постарается остаться в стороне. И действительно, 20 февраля 1946 года в советской прессе появилось соответствующее заявление. «Козлами отпущения» были определены военный атташе Заботин и «некоторые другие сотрудники посольства». Их действия были названы «недопустимыми», но в то же время значимость их разведывательной работы в значительной мере была преуменьшена. К тому времени Москва еще не знала того, что скоро будет предано гласности множество документов, из которых станет ясно, что руководитель военной разведки лично давал указания военному атташе в Канаде добывать секретные данные, включая даже образцы урана-233».

Затем последовала кампания в прессе, в которой Канаду обвиняли в активной истерии и в раздувании пустячного инцидента до размеров международного скандала. Атаки советской прессы были поддержаны определенными голосами в США. Некоторые общественные деятели открыто заговорили о «праве на шпионаж». Джозеф Дайвик, бывший посол США в СССР, заявил, что «Россия в интересах самообороны имеет полное моральное право добывать атомные секреты с помощью военного шпионажа, если она лишена такой информации от своих бывших боевых союзников».

Муссировалось «дело Гузенко» и в Британии. Когда эти новости появились в английской прессе, знаменитый физик Д. Берналл заявил, что шпионские тайны являются прямым результатом нежелания «делиться атомными секретами». Лейборист и член парламента Л.Д. Соллей сказал, что канадское расследование по поводу шпионажа является угрозой для научного прогресса.

Но аресты и суды все-таки последовали. Одного из подсудимых, Алана Пуна Мэя, судили в Англии, а остальных в Канаде. Процесс в Канаде начался в мае 1946 года. Дело каждого подсудимого рассматривалось отдельно, и суд продолжался до 1948 года. Гузенко предстал на процессе под охраной полиции в качестве главного свидетеля. Прессе и присутствующим было запрещено делать снимки или зарисовывать его и даже описывать внешность.

Так же, как и на шпионских процессах во Франции, Японии, Швеции и Финляндии, члены канадской шпионской организации нарушили жесткие правила советской разведки, когда агенты в случае их ареста никогда не должны сознаваться в своей деятельности, признавать свою вину и выдавать свои связи. Во время следствия, а потом и на судебном процессе многие из обвиняемых предпочли признать свою вину, во всем сознаться и выдать своих товарищей.

Девид Лунан, одна из ключевых фигур разведсети, был, судя по официальным отчетам, «очень искренним» и «сотрудничал» после ареста и во время допросов с судебными властями. Он не только во всем признался, но и сообщил информацию о майоре Рогове и о других членах его группы. Раймонд, Бойер, богатый профессор и специалист по взрывчатым веществам, рассказал все о своих подпольных контактах, включая Сэма Корра, Фреда Роуза и советского майора Соколова. Кетрин Уиллшер тоже призналась в шпионской деятельности. Эмма Войкин из канадского МИДа поступила точно так же. Алан Мэй сделал письменное заявление о своей шпионской активности, где признался, что передавал образцы урана советским агентам и получал за это деньги.

Например, Мэй в результате был приговорен к 10 годам каторжных работ. Общественное мнение в Англии, еще не созревшее в тот момент для полного понимания значения советского шпионажа, по-разному отнеслось к его осуждению. Не уверены в справедливости приговора были члены лейбористской партии. Депутаты во главе с лейбористским членом парламента Гарольдом Ласки пытались войти в правительство с ходатайством в поддержку Мэя. Но они потерпели неудачу, и Мэй отбыл срок наказания, который ему сократили на одну треть за хорошее поведение. Он был освобожден 30 декабря 1953 года.

И все-таки канадский суд был снисходителен в первом послевоенном шпионском процессе. Шесть из 20 подсудимых были оправданы, хотя их вина казалась очевидной. 30 человек были приговорены к разным срокам заключения. Два партийных лидера получили по 6 лет заключения каждый. Фред Роуз оставался в тюрьме до августа 1951 года. Через два года он навсегда покинул Канаду и перебрался в Польшу. Его товарищ Сэм Корр бежал на Кубу, а потом вернулся в Нью-Йорк, где жил, скрываясь от властей. Два года спустя он был арестован сотрудниками ФБР. Его передали канадским властям, отдали под суд, где он и получил положенный тюремный срок.

На ранних стадиях расследования Гузенко и его семья жили в домике, расположенном в полицейском лагере, как лица, состоящие на попечении канадского правительства. Допросы и показания перед королевской комиссией и судом оставляли Гузенко слишком мало времени, чтобы устроить свои собственные дела. И все же в это время выходит его первая книга «Это мой выбор» (в США она вышла под названием «Железный занавес»). Книга имела успех. Бывший советский клерк-шифровальщик теперь обладал состоянием в более 150 тыс. долл.

Финансовые трудности отступили, по крайней мере на некоторое время. Однако с того времени, как Гузенко сделал свои признания, чету начали преследовать другие трудности. Им пришлось скрываться от публики, от прессы и даже от собственных детей. О месте их проживания знали немногие. Полиция подготовила для них легенду – фиктивную биографию. Они меняли квартиры, автомобили, имена, чтобы замести следы прошлого. Возле дома четы Гузенко постоянно дежурила охрана. Тем не менее Гузенко продолжал писать. Его очередная книга «Падение титана» тоже получилась удачной и имела финансовый успех.

В международном масштабе дело Гузенко обозначило конец процветания советской разведки военного времени. Число арестованных в связи с признаниями Гузенко было невелико, но удар, нанесенный в Канаде, посеял страх. Трудно привести точные цифры, но в США и Канаде многие агенты отказались от сотрудничества с советской разведкой.

Признаюсь честно, никогда не думал и не собирался писать на эту тему вообще. Но тут разговорились с коллегой: «А вот помнишь… Гузенко… так этому гаду канадцы памятник установили… Да ну… где-то здесь неподалеку… Вот было бы интересно сфотографировать…»Сказано — сделано.Но обо всем по-порядку

Для затравки

«Побег в сентябре 1945-го сотрудника советского посольства в Оттаве Игоря Гузенко стал началом «холодной войны» — об этом давно уже говорили историки. Но только сейчас этот факт признали канадские власти, отметив событие открытием мемориальной бронзовой доски в одном из парков Оттавы» (с) BBCrussian.com.

Факты и вымысел

Пятого сентября 1945 года в начале девятого вечера шифровальщик российского посольства в Оттаве, 26-летний лейтенант госбезопасности Игорь Гузенко cамовольно покинул здание дипмиссии, прихватив с собой 109 совсекретных документов, и отправился в (своего рода аналог нашего МВД, но занимающийся в том числе и разведовательной деятельностью). Однако дежурный офицер RCMP отказался его слушать. В отчаянии Гузенко бросается в редакцию столичной газеты «Оттава ситизен». Дежурный редактор прибывал в растерянности: чего же хочет этот странный русский, спрятавший под рубашкой кипу каких-то документов? Гузенко отбирает несколько листов на английском языке с грифом «Совершенно секретно» и говорит, что это — конфиденциальные документы канадского правительства, украденные советскими агентами. Однако канадский журналист шокирует советского сотрудника:» Благодарю вас, сэр, но вы пришли не по адресу. Никто в Канаде не захочет сказать ничего плохого о мистере Сталине», и отправляет его в министерство юстиции, которое было уже закрыто. Гузенко вынужден вернуться домой, где проводит бессонную ночь, спрятавшись в квартире напротив у соседа-полицейского и наблюдая в замочную скважину как к нему в квартиру ломятся сотрудники Посольства. Наутро с женой Светланой снова отправляется в канадское министерство юстиции с просьбой о политическом убежище.

Так что же сподвигло Гузенко совершить этот поступок? Говорят, что он узнал, что его в скором времени собираются отзывать на родину и под влиянием своей жены, по слухам весьма волевой барышни, решил остаться на Западе, где ему очень нравилось.

Канадцы сначала не могли поверить поверить в реальность происходящего. Когда утром 6 сентября премьер министру Канады У.М. Кингу доложили об происшедшем, то для него это было подобно как взрыву бомбы и он не хотел, чтобы канадское правительство вмешивалось в это дело. Однако его помощник Робертсон сумел настоять и на том основании, что жизнь Гузенко подвергается опасности, ему даруется убежище. Только через несколько дней RCMP переправляет его на секретную базу , которая размещалась на территории современной Ошавы (маленький городок недалеко от Торонто), где помимо канадцев с ним начинают работать сотрудники британской Ми5 и американского ФБР.

По горячим следам побега Гузенко в Канаде была образована Королевская комиссия по вопросам шпионажа. Как говорят сами канадцы, благодаря Гузенко они арестовали 39 человек. Но ущерб от этого провала был гораздо больше: Гузенко передал не только шифры, он выдал многих наших разведчиков, о которых знал по документам или по личному общению, а также тех кого он видел в Москве.

В СССР по указанию Сталина тоже была создана специальная комиссия — для разбора всех обстоятельств побега Гузенко — во главе с секретарем ЦК ВКП (б) Георгием Маленковым. Главным виновным назначили экс-куратора «манхэттенского проекта» полковника Николая Заботина, работавшего под прикрытием военного атташе в Канаде и разоблаченного канадской контрразведкой незадолго до побега Гузенко. Заботин, его жена и сын были арестованы и отправлены в лагерь, где находились до самой смерти Сталина.

Сам же Гузенко перебрался в Торонто, где до конца своих дней находился под охраной и на попечении канадской контрразведки. О его жизни после побега практически ничего не известно. Говорят в семье у него было 8 детей, и одна из его дочерей, Эвелин Уилсон, родившаяся через три месяца после его побега, ныне владелица маленькой гостиницы до сих пор с удовольствием вспоминает: » Мы, мне кажется, жили как нормальная иммигрантская семья. Не зная правды, мы считали себя выходцами из Чехословакии».

Потом он не раз появлялся на телеэкранах — но всегда с лицом, скрытым белым колпаком, наподобие ку-клукс-клановского, с узкими прорезями для глаз.

У нескольких поколений канадцев сохранился в памяти образ Гузенко с лицом, закрытым белым колпаком — так и жил это человек, пребывающий в постоянном страхе за свою жизнь. В 1948 году он выпустил книгу «Это был мой выбор», а в 1954 году повесть «Падение Титана», которая получила . Существуют мнения, что он сильно налегал на спиртное. По свидетельству французского автора Тьери Вольтона, Гузенко обошелся канадцам примерно в семь миллионов долларов: «Он был алкоголик и, когда выходил из дома, мог за один раз истратить несколько тысяч долларов». Умер Гузенко при таинственных обстоятельствах в 1982 году в Торонто (якобы от сердечного приступа), и долгое время место его захоронения оставалось неизвестным. Его похоронили в безымянной могиле — на ней был установлен только серый камень. Лишь двадцать лет спустя эта могила обрела имя… В 2001 году умерла его жена Светлана и еще спустя год дети установили родителям табличку.

А 2004 году в Оттаве у дома, где Гузенко какое-то время жил до побега (Sommerset Street 511) была установлена мемориальная доска. Идея установить ее принадлежит некому увлекающемуся историей человеку- Эндрю Кавчаку. Судьбой Гузенко Эндрю заинтересовался, когда учился в Торонто в университете. Потом он переехал в Оттаву, часто гулял вместе с маленьким сыном в парке возле дома, где жил Гузенко. Но никто и ничто не напоминало потомкам об этом событии. Кавчак решил исправить ситуацию, и в конце концов, несмотря на все споры и сопротивление, ему удалось убедить городское и федеральное правительство в необходимости официально признать побег Гузенко как историческое событие. Главным аргументом было такое утверждение: если уж русские смогли открыто говорить о своем прошлом, то канадцы с их свободой и демократической традицией тем более могут признать роль в истории Игоря Гузенко. «Побег Гузенко был самым первым важным международным событием «холодной войны», — считает Эндрю Кавчак.

Вместо послесловия

Поиски

Ради чего собственно и затевался этот пост

Ввиду того, что я все равно собирался посмотреть местный китайский квартал (а по слухам дом Гузенко находился где-то там), то в один прекрасный день я закинул на плечо камеру и затрусил по Соммерсет стрит. по дороге размышляя о том, какая нелегкая могла вынудить наших поселить шифровальщика так далеко от посольства. Существуют легенды, о том, что виной тому…. гы… опять женщины У Гузенко был маленький ребенок, который плакал по ночам. Это действовало на нервы жене его непосредственного начальника- военного атташе, которая допилила мужа и вынудила избавиться от такого соседства. Правда ли это или нет, а не знаю, но версия правдоподобна.

Во всех мировых проблемах виноваты женщины! Как началось всё с Евы….

Посольство находится от самого центра города (то бишь от Парламента) в 30 минутах ходьбы или 10 минутах езды на авто. По Сомерсет я чапал еще минут двадцать. Наконец, проходя по какому-то задрипанному парку, я обратил внимание на торчащие около пешеходной дорожки столбы с мемориальными досками. С воплем: «Черт, чуть не проскочил! — я бросился их фотографировать.

Тут необходимо сделать еще одно небольшое отступление. Канадцы, народ продвинутый, в плане организации всяких мемориальных мест. У любого мало мальски значимого объекта есть своя доска, которая обычно расположена напротив памятника. Если это дом, то на противоположной стороне дороге, чтобы вы так сказать могли прочитав охватить взглядом так сказать всю перспективу. Это чертовски удобно при фотографировании, так как позволяет снять и тестовку и сам памятник, чтобы не было потом мучительно вспоминать что это за здание Однако, здесь есть и обратная сторона медали. в этом я убедился случайно оторвавшись от фотканья досок и подняв взгляд на дом. Если вы внимательно присмотритесь к последней фотке, а точнее сказать ко второму этажу, то увидите, что кто-то весьма заинтересованно наблюдал за моими экзерсисами. Зная национальную любовь канадцев к стукачеству к выполнению гражданского долга и сообщению кому следует о всяких неправильностях Короче, я решил не искушать судьбу и по-быстрому свалил оттуда.