Павленский петр во франции. Огни Парижа. Что происходит с Петром Павленским, арестованным за поджог дверей Банка Франции. Здание Банка Франции на площади Бастилии закрыто для посетителей

Скандально известный художник-акционист Петр вновь оказался в центре внимания общественности. Как сообщает французское радио Radio France Internationale, 33-летний мужчина в ночь на 16 октября поджег двери местного Banque de France, который расположен на площади Бастилии в центре Парижа.

Фотографии горящих дверей банка распространили в Twitter несколько знакомых художника: участница Femen и бывшая сотрудница сатирического журнала Сharlie Hebdo Сара Константэн и фотограф из агентства Divergence Марк Шомель.

На снимках видно, как Павленский поджигает двери банка с помощью какой-то горючей жидкости (предположительно — бросает бутылку с «коктейлем Молотова»), а затем стоит рядом с офисом Banque de France. При этом с обеих сторон от него бушует пламя.

Позже в твиттере Константэн уже при свете дня видна обгоревшая стена этого учреждения. Кроме того, на фото изображены полицейские, вооруженные автоматическим оружием.

«Ренессанс революционной Франции вызовет череду революций в других странах мира. Банки заняли место монархии», — так, по версии знакомого Павленского Шомеля, объяснил смысл акции сам художник. По сообщениям французской прессы, после поджога Центробанка Франции Павленский был задержан сотрудниками местной полиции. Вместе с ним в отделение была доставлена и некая женщина, имя и прочие личные данные которой, не сообщаются.

В мае 2017 года Петр Павленский получил политическое убежище во Франции после того, как в России в отношении него возбудили очередное уголовное дело. Как пишут французские газеты, в настоящий момент сам он, его гражданская супруга и двое детей пары проживают в Париже.

Как рассказала «Газете.Ru» российский адвокат художника Ольга Динзе, после поджога Центробанка Франции акциониста могут депортировать с территории французского государства.

«Я не знакома с французским законодательством, но, теоретически, если в отношении него возбудят уголовное дело и признают виновным, то его могут выслать из страны», — пояснила она. Динзе добавила, что подробности самого инцидента ей не известны. «Он никогда никого не ставит заранее в известность о своих акциях», — отметила адвокат.

Напомним, российская полиция возбудила дело в отношении Павленского по статье «Побои» после инцидента, который случился 31 октября 2016 года у дома №12 по Казенному переулку. Тогда художник со своими друзьями избили артиста Театра.doc Василия а. Как рассказывал «Газете.Ru» сам Березин, «осенью 2016 года этот художник начал приставать к моей девушке Насте. Мне это не понравилось, и я написал ему по интернету, чтобы он этого больше не делал. Тогда Павленский назначил мне встречу на 30 октября 2016 года во дворе Театра.doc, чтобы «поговорить со мной». Я пришел туда один, а Павленский — с друзьями и со своей подругой Оксаной Шалыгиной.

Все вместе они избили меня, повалили на землю и били ногами. Мне это неприятно вспоминать, если честно. Из-за этого у меня было сотрясение мозга. Потом я зафиксировал побои, получил справку о своих повреждениях и написал заявление в полицию».

По его словам, участковый Басманного района принял заявление у артиста, но возбуждено ли уголовное дело или нет, так и осталось загадкой. «Павленский с тех пор со мной на связь не выходил и никаким образом примириться не пытался. Я с ним не общался с тех пор, видеть его не хочу тоже», — рассказал Василий. Знакомые потерпевшего заверили «Газету.Ru», что Павленский приставал к девушке Василия в течение нескольких месяцев.

Второе заявление — о попытке изнасилования Павленским — написала в 23-летняя артистка Театра.doc .

По словам близкого знакомого потерпевшей, вечером 3 декабря 2016 года Павленский пригласил девушку в гости на квартиру, в которой жил. Там художник-акционист напал на девушку с ножом, несколько раз порезал ее и попытался изнасиловать. «Сама она просила меня не приводить подробности инцидента, но я могу сказать, что возбуждено уголовное дело в связи с этим по статье 132 УК РФ «Насильственные действия сексуального характера», — сообщил знакомый Анастасии «Газете.Ru». Один из друзей потерпевшей отметил, что в ходе борьбы с Павленским Анастасия чуть не лишилась пальца.

По статье 132 художнику грозит до десяти лет лишения свободы. Сам Павленский позже рассказал российским СМИ, что уголовное преследование в отношении него — это провокация со стороны силовиков из-за его оппозиционных взглядов.

Первый арт-преферанс художник провел летом 2012 года перед Казанским собором в Санкт-Петербурге. Он зашил себе рот в знак солидарности с группой Pussy Riot. После этого он организовал несколько скандальных акций: например, завернул себя в колючую проволоку перед зданием заксобрания Петербурга, а через некоторое время прибил свою мошонку к брусчатке Красной площади в Москве.

В 2014 году Павленский и несколько его товарищей на Мало-Конюшенном мосту в Санкт-Петербурге подожгли автомобильные покрышки. По словам авторов этого перформанса, он был приурочен к событиям на площади Независимости в Киеве в 2013-2014 годах. Суд приговорил Павленского к 1 году и 4 месяцам лишения свободы, но освободил от наказания в связи с истечением срока давности по делу.

Самой известной акцией художника стал поджог дверей здания на Лубянке. Из-за этого его обвинили по статье «Вандализм», он оказался в на несколько месяцев.

Мещанский суд Москвы признал Павленского виновным и приговорил к штрафу в 500 тыс. рублей. Как писали российские СМИ, в СИЗО Павленский вел себя дерзко: разбил лампочки в камере, а также угрожал одному из сокамерников, из-за чего к нему применили административное наказание в виде помещения в карцер за нарушения правил внутреннего распорядка.

"В России про меня теперь только и говорят, что я избиваю, режу, насилую безобидных граждан, да еще и не выплачиваю штрафы, – смеется Петр Павленский. – Я не оправдал надежд оппозиции". Еще год назад он сидел в московской тюрьме за акцию "Угроза" (поджог двери ФСБ) и был кумиром "либеральной общественности", но в конце 2016-го его изнасилования актрисы Театра.doc и избиении актера. Павленский обвинил представителей театра в клевете и сотрудничестве с путинским государством, ФСБ и "Единой Россией". Он говорит о своем разочаровании в оппозиции, связанном, в частности, с тем, что Алексей Навальный, Михаил Ходорковский и многие другие поддерживают аннексию Крыма и двусмысленно высказываются в отношении войны, развязанной Россией на юго-востоке Украины. Петр Павленский всегда был на стороне Украины, поддерживал Майдан и считает, что быть оппозиционером и оправдывать захват полуострова невозможно.

Мы отказались от пособия и социального жилья, потому что все, что я делал, я всегда делал для людей и никогда для государств

"Россия – это царство бутафории, в котором власть имитирует демократический строй, а оппозиция имитирует борьбу с этой властью. Но на самом деле всех всё устраивает, и никто ничего менять не хочет. Власть не хочет, потому что над ней наступит неминуемая расправа. А оппозиция не хочет, потому что ее устраивает роль вечных оппонентов и борцов за все хорошее и справедливое. Режим – это система ценностей навязанная властью. Да, мы слышим слова о желании поменять одну говорящую голову на другую. Но никто не хочет изменить режим. Это то, что здесь во Франции всем очень хорошо видно и понятно", – говорит художник.

С Петром Павленским и его соратницей Оксаной Шалыгиной мы встречаемся в парижском кафе через три дня после того, как им предоставили политическое убежище. В декабре прошлого года Петра и Оксану задержали в аэропорту Шереметьево и несколько часов допрашивали по делу "Театра.doc". Они расценили этот допрос как предупреждение о готовящемся аресте по уголовной статье и длительном сроке заключения. В январе Павленский, Шалыгина и их дочери покинули Россию и с тех пор живут во Франции.

– Вы получили политическое убежище очень быстро. Это просто удача?

– Безусловно, во многих вещах нам сопутствует удача. Мы рассказали о нашей политической позиции и презрении к институту брака, семьи и супружеской верности. Недели две прошло, и нам сказали, что дают политическое убежище. У тех, с кем мы общались, даже новых вопросов не было: те же самые вопросы, которые я от журналистов слышал. До нашей встречи работники ОФПРА внимательно проанализировали все русскоязычные медиа. То, что один из руководителей театра сотрудничал с полицией, а двое других его безоговорочно поддерживали, пояснять было уже не нужно, – они сами во всем признались, раздавая комментарии СМИ. Работники ОФПРА, которые принимали решение по нашей ситуации, хорошо знали русский язык.

– Я могу успокоить ваших поклонников, которые волнуются, не бедствуете ли вы во Франции?

Просить политическое убежище от силовой расправы враждебного режима и просить государство стать кормящей рукой – это далеко не одно и то же

​– Тут вообще неуместно рассуждать, бедствуем мы или не бедствуем. Как мы жили в России, так живем и здесь. Возможно, есть небольшая разница: здесь мы за четыре месяца уже семь раз меняли место жительства. Мы отказались от пособия и социального жилья, потому что все, что я делал, я всегда делал для людей и никогда для государств. Все, сделанное мною, Оксаной и издательским домом "Политическая пропаганда ", мы всегда отдавали безвозмездно людям. Поэтому и материальную поддержку мы готовы принимать только от людей. Как свободное проявление индивидуальной воли. Странно было бы выступать за самоорганизацию и самоуправление и одновременно кормиться с рук государства. В корме с рук государства мы не нуждаемся.

Мне, наверное, надо уточнить, что просить политическое убежище от силовой расправы враждебного режима и просить государство стать кормящей рукой – это далеко не одно и то же. Кормящая рука – это рука, которая тебя контролирует, ты находишься в зависимости. Мы, отказавшись от всего этого, находимся в значительно более свободном положении, чем многие, кто соглашается на социальное обеспечение, на деньги и недвижимость, которую им предоставляют. Мы уже жили в шести разных местах в Париже, мы видим город, видим его различия. Видим, насколько по-разному живут люди, потому что мы жили в квартирах мещан, жили в квартирах молодежи, сейчас живем в сквоте, где совсем другая организация жизни. Можно очень многое узнать, просто увидев разные условия и разные способы жизни.

– А кто эти люди? Русские или французы?

– Французы. Мы ни разу не жили ни у кого из России. Какое-то время жили у человека, который говорил по-русски, но он тоже француз.

– Но они как-то связаны с русским искусством?

– Вообще не связаны.

– Почему же они вас приглашают?

– Когда ситуация вынуждает нас уезжать, мы обращаемся к людям, говорим, что нам нужно. Мы говорим, что нам нужно где-то жить, и люди оказывают поддержку, не один человек, так другой. По крайней мере, до сегодняшнего дня всегда находился кто-то. Это очень разные люди, разные округа Парижа, но так только лучше. Потому что было бы глупо засесть в одном месте, ничего не видеть и не знать.

– Так что пока вы заняты изучением Парижа?

– Нет, изучение – это производное от условий жизни. У меня по-прежнему продолжается процесс утверждения границ и форм политического искусства. Мы заняты работой издательского дома "Политическая пропаганда". Все продолжается. Другая территория, безусловно, сейчас добавила то, что перед нами стоит задача немного лучше узнать политический контекст, в котором мы живем.

– Самое удачное время – президентские выборы. Вы следили за предвыборной кампанией?

Слово "герой" для художника – оскорбление

​– Думаю, что французы опять были поставлены в жесткую ситуацию отсутствия выбора. Потому что уже много лет маячит пугало из клана Ле Пен – пугало фашизма. Оно открывает пасть, и люди остаются без выбора. Им оставляют один только выбор – между либерализмом и фашизмом. О каком вообще выборе мы тогда говорим? В 1871 году Франция была единственной страной, в которой действительно существовали коммуны. Такие люди, как Огюст Бланки, Луиза-Мишель, – все были из Франции. Бланки – это человек, который провозгласил: "Ни Бога, ни господина". Первый человек, который назвал себя анархистом, тоже был из Франции, Пьер Прудон. Франция во многом давала пример остальному миру, в том числе России. Конечно, Франции нельзя уходить в оппортунизм, потому что Франция имеет опыт коммуны. Это ее преимущество, и ей следует двигаться вперед.

– Вперед к коммуне?

Им навязали предопределенность: либо либерализм, либо фашизм, третьего не дано

​– Конечно – свободные коммуны. Это даже не украинский Майдан, который его участники понимали только как временную ситуацию, которая должна была вырвать Украину из-под власти империи. Когда все стабилизировалось, Украина начала многое терять, потому что Майдан и был самым важным социальным достижением. Он был самодостаточен. Народ Франции во время установления коммуны очень хорошо понимал, что это самодостаточное явление. Уже несколько раз, гуляя по Парижу, мы оказывались свидетелями того, как люди выходят на улицы. Им навязали предопределенность: либо либерализм, либо фашизм, третьего не дано. Люди убеждены, что это не выбор. Они выходят на улицу, скандируют: Ni patrie ni patron, ni Le Pen ni Macron. Людей берет в оцепление полиция, полиция травит их газом и разгоняет народные сходы.

– Художники всегда стремились в Париж, но Париж подавлял художников. Ван Гог к тому времени, когда он приехал во Францию, уже написал много великих картин, в том числе "Едоков картофеля", но в Париже стал думать, что в Голландии он делал что-то провинциальное, а вот тут существует настоящее искусство. У вас не возникали подобные мысли?

– Нет. Сейчас очень сильно изменилась ситуация, мы живем в другой информационной эпохе. Это может нравиться или нет, но произошла техническая глобализация, интернет схлопнул пространство, все стало одним информационным полем с разными режимами существования. Все всё друг про друга знают. Во Франции многие из тех, кого мы встречали, хорошо знают о том, что мы делали в России, как будто это происходило в одном из парижских округов.

– Знают, а понимают ли?

Мы уехали, чтобы не стать жертвами

​– Думаю, что в основном да. Сложно говорить, на каком уровне. Например, " " – это была работа с красным цветом. Красный цвет – цвет власти, цвет властного произвола. Это был самый красный день календаря, 10 ноября, День полиции, Красная площадь. Для меня это была работа именно с красным цветом. В культуре это извечное противопоставление красного и черного. Черного как всего хорошего, где человек может оставаться собой, и красного цвета полицейщины. Думаю, что, если человек не очень знаком с российской культурой, ему будет не очень понятно, почему красный цвет – это цвет полиции. Он не знает, как стирались контекстуальные границы между зоной и волей, как использовались лагеря для эксперимента по превращению человека в животное. В российской культуре это больше понятно. Такие нюансы, возможно, нужно объяснять.

– Франция, помимо всего прочего, одна из родин актуального искусства. В 60–80-е годы Мишель Журниак работал с красным цветом, писал работы кровью. Сейчас проходит его выставка в парижском Доме фотографии. Насколько вам близко французское актуальное искусство?

– В 60-е годы было интересное движение ситуационистов. Ги Дебор внес вклад не только в систему французской философии, но и в мировую культуру. Кто сегодня не ссылается на "Общество спектакля"? Ну и Марсель Дюшан, человек, который переосмыслил искусство, поставил точку в модернизме, благодаря ему и началось то, что сейчас называется современным искусством.

– Да, 2017 – год столетия писсуара Дюшана.

Идут годы, но никто не может сделать что-то более радикальное в искусстве, чем то, что сделали Дюшан и Малевич

​– Безусловно, и я думаю, что есть очень интересная взаимосвязь исторических событий. Малевич обратил внимание на кубизм, одно из авангардных течений модернизма. Обратив внимание, он постарался его переосмыслить. Это стало первым условием супрематизма. Второе условие – предреволюционная ситуация в России – это 1915 год, когда появился "Черный квадрат", одно из самых значимых событий в истории искусства. Дюшан тоже стремился к переосмыслению кубизма, это видно по его работе "Обнаженная, спускающаяся с лестницы". Переосмысление удалось им обоим. Идут годы, но никто не может сделать что-то более радикальное в искусстве, чем то, что сделали Дюшан и Малевич.

– Ваши работы в первую очередь связаны с российской политической ситуацией. Как вы намерены продолжать эту тему?

– В первую очередь мои работы связаны с явлением власти. Многое было сделано на территории российского режима, но власть везде остается властью. Естественно, давление этой власти распределяется по-разному. Оно не везде одинаковое, но власть как явление присутствует. Я столкнулся с этим явлением в таких неожиданных ситуациях, как, например, когда институция, которая выступает в поддержку тех, кто борется за свободу во всем мире, сама начинает действовать по методологии бюрократического фашизма.

– Собираетесь ли вы во Франции говорить о власти теми способами, которые использовали в России, или будете это делать в рамках издательства "Политическая пропаганда"?

– Безусловно, помимо того, что продолжается процесс утверждения границ и форм политического искусства, останется место и событиям политического искусства. Но что и как это будет – это время покажет. В любом случае я никогда ничего не говорю заранее. Лучше говорить о том, что сделано, нежели о том, что я мог бы сделать.

– Есть печальный опыт группы "Война". Я не ставлю между вами знака равенства, но в истории актуального искусства вы все равно будете рядом, через запятую, тут ничего не поделаешь. Они уехали, ничего не делали, жаловались на жизнь в Европе, и кончилось это тем, что они . Вы понимаете, что с ними произошло? ​

​– Не произошло ничего неожиданного. Часть "Войны", с самого начала ориентировалась на Лимонова и НБП. Лимонов – это их путеводная звезда. Как верные эпигоны они следуют за ним в хаосе политических противоречий. Если посмотреть политическую биографию Лимонова, можно увидеть много параллелей с группой "Война". Посмотрите, как Лимонов постоянно менял свою позицию, как он с легкостью продавался и становился пособником власти, и станет все ясно.

– А их творческое бесплодие в Европе?

– Не знаю, с чем связано. Может быть, с их принципами, что нужно что-то делать только большими группами, координировать большие коммуникативные процессы. Хотя у движения "Фемен" принцип близкий к группе "Война", – должно быть задействовано большое количество участников, но они продолжают свое дело.

– То есть нельзя сказать, что актуальный русский художник, работающий на политическом поле, эмигрировав, теряет стимул для работы, теряет идею? Вы не чувствуете этого?

– Нет. Я вижу другую территорию. Во многом что-то, конечно, определяет язык, потому что я не с такой легкостью понимаю, о чем говорят люди и не с такой быстротой, как это было в России, но ситуация становится понятна.

– "Политическая пропаганда" будет печататься в России?

Париж несравненно ближе к Петербургу, нежели Москва

​– Это будет зависеть от содержания выпуска. Наш издательский дом всегда работал с международным контекстом, с художниками Кубы, Израиля, Америки, Германии, Польши. Каждый выпуск определял, о чем мы говорили и к кому обращались.

– Есть такой тип политэмигранта, который живет родиной и мечтой когда-нибудь вернуться. Он всегда внутри русского языка, внутри российской ситуации. Таков выбор, например, Солженицына. Другие эмигранты отрезают прошлое и становятся французскими художниками или французскими дворниками. Как вы видите свое будущее?

– Я думаю, что сейчас не может быть таких жестких идентичностей. Если, конечно, кто-то не создает их для себя искусственно. В любом случае, Париж несравненно ближе к Петербургу, нежели Москва – с точки зрения урбанистики, с точки зрения городской культуры. А Солженицын для нас никогда и не был примером. Шаламов гораздо более важная фигура. Остается вопрос языка...

– Вы учите французский?

Я никогда не называл себя русским художником

​– Да. Но язык требует времени. Глобальное информационное пространство превращает все в набор регионов, они отделены вербальным языком. Но с точки зрения языка жестов между ними нет принципиальной разницы. Поэтому я никогда и не называл себя русским художником.

– Ностальгии нет? Не просыпаетесь с мыслью: "Зачем же мы уехали"?

– Мы понимаем, зачем мы уехали – чтобы не стать жертвами. Потому что ни в чем, что я делал, я никогда не был жертвой. Несмотря на то что я оказывался в тюрьме, я никогда не был объектом исполнения наказания. Наоборот, я был субъектом, а представители власти становились объектами. Властные полномочия вынуждали их подчиняться событию политического искусства. Если бы нас арестовали, мы бы сейчас сидели и ждали лагерных сроков за то, чего мы не делали. Вот тогда бы мы однозначно стали жертвенными баранами на алтаре государственной расправы.

– Совсем недавно вам . Очень вовремя!

– У бюрократического аппарата есть неотъемлемые правила функционирования. Я думаю, что человек оказывается в более выигрышном положении, если эти правила не определяют ход его жизни. Лучше стремиться к тому, чтобы события жизни обгоняли ход аппарата.

– В отношениях с бюрократическим аппаратом вы всегда были победителем.

– Мне везет. Что происходило в России? Когда я еще находился в тюрьме, я узнал о том, что меня пытаются героизировать. Слово "герой" для художника – оскорбление. Художник в принципе не может быть героем. Павлик Морозов может быть героем, Брежнев может быть четырежды героем. Еще находясь в тюрьме, я начал говорить и писать о том, что не давал оснований так себя оскорблять.

– Это интерпретаторы-журналисты?

Если бы нас арестовали, мы бы сейчас сидели и ждали лагерных сроков за то, чего мы не делали

​– И журналисты, и так называемая либеральная общественность. Я написал текст, который ", в котором аргументировал, почему художник не может быть героем, почему между героизмом и политическим искусством бездна. Согласиться с героизацией было бы предательством искусства. Но всем было вообще наплевать, что я говорю. Мною попросту попытались оформить либеральный дискурс. Столь жестокая несправедливость не могла длиться вечно. В конце концов, все обернулось так, что эта же общественность меня и обвинила в несоответствии навязанному стандарту героя. Кто стоит за соответствием этому стандарту, я уже говорил: это Павлики Морозовы, Иисусы, Брежневы, северокорейские генералы, матери-героини, жертвенные бараны, Гераклы, сверхчеловеки. А за спиной моего несоответствия стоят: Бенвенуто Челлини, Караваджо, маркиз де Сад, Франсуа Вийон, Карл Андре, Сид Вишез, Отто Мюль, Валери Соланас и множество других художников, поэтов, писателей и музыкантов. Сегодня я могу сказать, что аппаратам власти так и не удалось подчинить себе политическое искусство. Оно не стало оформительским. А это означает, что нам по-прежнему сопутствует удача!

В ночь на 16 октября российского художника Петра Павленского в Париже: примерно в четыре утра он поджег входную группу здания Банка Франции на площади Бастилии. Вместе с художником задержана оказалась его соратница Оксана Шалыгина; к снимавшим акцию фотографам претензий у полицейских не было.

Серьезных повреждений здание банка не получило . В своем заявлении по поводу акции Павленский рассуждал о «всемирном пожаре революций», который должен смести «банкиров, занявших место монархов», и привести к «освобождению России». После задержания его отправили в психиатрический госпиталь префектуры полиции Парижа, а позже суд арест обоих задержанных.

Представляющая интересы Павленского адвокат Доминик Бейрутер-Миньков говорит, что сейчас акционист находится в одиночной камере (isolement) тюрьмы Флери Мерожи (Fleury Merogis) в пригороде Парижа - крупнейшем пенитенциарном учреждении Европы, где также содержится Салах Абдеслам - предполагаемый участник террористических атак, потрясших Париж 13 ноября 2015 года. У Павленского нет никаких контактов с другими заключенными. «Он читает книги, которые ему друзья передали. Он не пользуется услугами тюремной библиотеки, поскольку у него сейчас есть, что читать. У него нет телевизора. Новости он узнает через тех, кто его посещает», - рассказывает адвокат.

Отпускать Павленского и Шалыгину на свободу не стали из-за отсутствия постоянного места жительства. Бейрутер-Миньков подчеркивает, что Петр и Оксана «не то, что "признали вину" - они рассказали о том, что произошло, во всех подробностях, определив это как художественную акцию».

Двое общих детей, с которыми они уехали из России, встречаются пока только с матерью: встречи продолжаются по 45 минут раз в неделю. По словам защитника, Павленский разрешение на посещение детей уже получил, но пока они не виделись. Социальным службам и органам опеки известно, что дети живут у друзей художника и ходят в школу.

В тюрьме Павленскому и Шалыгиной доступны услуги переводчиков. Сама Оксана неплохо понимает и говорит по-французски, а Петр изучает язык с момента приезда во Францию. Адвокат отмечает, что по подобным делам срок следствия обычно не превышает года.

Снова Париж

В мае 2017 года Павленский во Франции политическое убежище. После этого художник исчез из российской политической повестки.

Парижский друг Павленского и Шалыгиной, попросивший не раскрывать его имени, рассказал «Медиазоне», что они оба участвовали в акции с поджогом двери Банка Франции. По его словам, Оксана пыталась убежать, однако «ее засекли и схватили». Сам Павленский стоял у горящих дверей, не двигаясь, словно повторяя «Угрозу». После задержания акционистов увезли в полицейский участок; там они провели следующие 48 часов. И Павленскому, и Шалыгиной предъявили обвинения по статье 322-6 Уголовного кодекса Франции: повреждение имущества с угрозой для людей с использованием опасных или легковоспламеняющихся веществ (максимальное наказание по этой статье - до десяти лет лишения свободы и штраф до 150 тысяч евро).

Друг художника вспоминает, что не было известно даже, во сколько начнется заседание по мере пресечения; задержанные находились в полной изоляции. «За это время только мог быть с ним рядом адвокат, и она не имела никакого права разглашать информацию о том, что там происходит. Тем не менее, в прессу что-то попало, видимо, прокуратура сливала периодически какую-то информацию», - говорит собеседник «Медиазоны».

Вскоре Павленского доставили в парижский Дворец правосудия - исторический комплекс на острове Сите, где располагаются офисы прокуратуры, криминальной полиции и суды всех инстанций. Решение об аресте акциониста принимала судья Натали Тюрке. «В принципе, судья с неплохой репутацией», - замечает друг художника. Он добавляет, что Павленский был возмущен закрытостью процесса: на заседание пустили только адвокатов.

Тогда же художник объявил сухую голодовку, требуя гласности: «Петя говорит, что для него это неприемлемо. Он не сталкивался с таким нигде: у него было там несколько уже десятков таких заседаний в России, и они все были публичными». Собеседник «Медиазоны» говорит, что, согласно французскому законодательству, подобные процессы должны проходить в открытом режиме, однако в Париже этого не происходит «в силу каких-то аргументов, связанных с организацией, нехваткой мест, мерами безопасности и прочим». Журналистов на избрании меры пресечения Павленскому и рассмотрении его апелляции не было.

Петр и Оксана находятся в разных корпусах тюрьмы Флери Мерожи. Связи между ними нет; их адвокат ходатайствовала о предоставлении Павленскому и Шалыгиной права на телефонные звонки.

В тюрьме Павленский попал в карцер после инцидента с конвоиром. «Один из надзирателей попросил его отойти в сторону и пытался нажать на его плечо сильно, чтобы он сел, - рассказывает друг художника. - Петя его оттолкнул, просто чтобы дистанцию держать, и стал держать за плечо. Естественно, это никому там не понравилось, и решили его там поместить в карцер на 29 дней».

Карцер, по его описанию, представляет собой камеру метра полтора на три с умывальником, койкой и унитазом; за решеткой постоянно ходит надзиратель, «комфорт и чистота, ясное дело, относительные». На десятый день заключения Павленскому сказали, что его будут насильно кормить - отвезут в больницу и поставят капельницу. Художник подписал письменный отказ.

По словам друга Павленского, на 13-й день голодовки тому стало сложно вставать с кровати из-за головокружения, речь стала путаться; тогда художника повезли в больницу. «Связали руки и ноги наручниками и поставили ему капельницу. Потом сняли наручники. Он тогда выдернул эту капельницу... Там кровь пошла во все стороны, - рассказывает собеседник "Медиазоны" со слов художника. - Они пришли, привязали его к кровати, как в сумасшедшем доме, и он так лежал 24 часа с капельницей» После этого заключенный начал есть и пить, его состояние нормализовалось; художника поместили уже не в карцер, а «в изоляцию». «Это такая же комната, только без решеток, закрытая. Он один сидит, у него нет связи с другими заключенными», - описывает условия содержания акциониста его друг.

Сейчас Павленский пытается разобраться в системе тюремного снабжения; арестанты могут покупать себе еду, шампунь, конверты и прочие товары. «Пару раз так или иначе вышло: талоны, которые он выписал на покупку еды, они приносили, потом он их отдал в неположенное время, в итоге деньги потерялись. Это тоже такая игра, борьба на износ. Он держится на износ. Говорит: "Я здесь, я знал, что после акции что-то будет. Ну, обстоятельства сложились так, значит буду дальше продолжать"».

По словам собеседника «Медиазоны», Оксана Шалыгина голодовку не объявляла, и в целом у нее «все более или менее нормально»; кроме того, она столкнулась с отсутствием в тюрьме жидкости для контактных линз. «Жалуется, что не то, что скучно… замкнутое пространство. Она была изолирована до 21 ноября, но потом подселили соседку. Похоже, у них не сложился особо контакт. Она уже не одна, но, если честно, уже жалеет, что не осталась одна».

Исправлено в 00:00 7 декабря. В исходной версии заметки приводилось ошибочное утверждение о том, что Павленского обвиняют по «административной» статье - в Уголовном кодексе Франции говорится о разных типах преступлений и правонарушений, а понятия «административное наказание» там нет. Предъявленные художнику обвинения по статье 322-6 УК Франции предусматривают до 10 лет лишения свободы. Также добавлена информация об уголовном деле за акцию «Фиксация» на Красной площади.

Логика Павленского: банкиры - новые монархи, площадь Бастилии - символ Французской революции, вдохновившей устроителей революции Октябрьской, но так как «сто лет спустя тирания снова царит повсюду», то с поджога двери банка на площади Бастилии начнется «возрождение революционной Франции», которое приведет «к мировому пожару революций». «В этом огне Россия начнет свое освобождение».

Во вторник задержанных доставили в здание парижского Дворца правосудия, чтобы судья определил, можно ли пока отпустить их на свободу.

Теоретически за подобный поджог можно получить до 10 лет тюрьмы (а значит, аннуляцию статуса политического беженца), но на практике это представить сложно. Французский суд лояльно относится к «политическим акциям». Скорее всего, самое большее, что получит Павленский - условный срок и штраф. Плюс придется возместить ущерб, который понес Банк Франции.

В любом случае, любитель-акционист добился определенных результатов: во-первых, о нем опять написали российские и французские СМИ (напомнившие читателям, что это тот самый «русский художник», который поджигал дверь ФСБ и прибивал мошонку к брусчатке Красной площади). Во-вторых, он подтвердил -- в узком кругу радикальных французских леваков - реноме политического борца. К слову, сами леваки часто поджигают и бьют отделения банков - так что даже на оригинальность Павленский претендовать не может.

Но говорить о нем еще будут: впереди суд, потом, возможно, перенос судебного заседания, потом - апелляция.

Один раз чиркнул спичкой - потом долго греешь руки на углях информационного спама. И каждый раз как мантра в заметках будет повторяться словосочетание «российский художник Павленский». Кто-то поверит, конечно. Кто-то увидит в акции с поджогом банка высокое политическое значение. Но дверь Банка Франции все равно не станет «дверью ФСБ».

P.S.

Вниманию людей, планирующих приехать во Францию. При желании в любое время года вы можете стать свидетелями очередного судебного процесса над очередным устроителем перформанса, проверив расписание на сайте судебной Gazette du Palais.

В среду, 18 октября в 13.30 в 24-м зале парижского Дворца правосудия состоится заседание по делу швейцарско-люксембургской акционистки Деборы де Робертис, которая разделась в Лувре перед «Джокондой».

В четверг, 19 октября, в городке Энен-Бомон (который ) суд должен вынести решение по делу активисток Femen: нынешней весной они вышли полуголыми к участку, где голосовала Марин Ле Пен.

P.S.S.

Как стало известно позже, Петра Павленского временно поместили в психиатрический стационар префектуры полиции. Оксану Шалыгину, по данным источника газеты Le Figaro, пока оставили в камере. Источник также сообщил, что подозреваемым предъявлены обвинения в «умышленном поджоге с использованием легковоспламеняющихся веществ». Адвокат задержанных Доминик Бейретер-Минков отказалась дать комментарий «Новой газете».

Ирина Алкснис , для РИА Новости

Героем дня в Рунете, вне всяких сомнений, стал художник Петр Павленский, который, покинув Россию, не отказался от своих эксцентричных (остановимся на этом весьма мягком определении) убеждений и поступков. Получивший политическое убежище во Франции акционист остался верен своему шокирующему обывателей творчеству и на этот раз устроил поджог здания Банка Франции, в результате чего был помещен под стражу полицией.

В принципе, подобного хода событий можно было ожидать. В недавнем интервью для "Немецкой волны" Павленский поделился с журналистами такими деталями своего бытия во Франции, как захват чужой недвижимости и воровство еды в супермаркетах, а также прояснил им особенности жизни французов: "Во Франции, если ты живешь как француз, то жить легче, чем в России. Я могу говорить за парижан — они отрицают работу. Они, в принципе, стоят на позиции, что работать должны мигранты, а платить — туристы. Мы ассимилировались и идентифицируем себя с французами, поэтому живем мы как французы: не работаем и не платим".

Тем не менее эффект от новой акции художника оказался крайне впечатляющим.

Реакция одной седьмой части суши была вполне закономерной: бесчисленные остроты, переходящие в дружный хохот. Причем главной мишенью остроумцев стал не столько сам Павленский, чье нервное и психическое состояние всегда вызывало вопросы, сколько масштабная группа поддержки, многие годы грудью встававшая на его защиту в ходе бескомпромиссной борьбы того с "кровавым режимом".

Да и как не смеяться, если эта ситуация вскрыла всю глубину лживости, лицемерия и трусости несгибаемых борцов с "тоталитарным Кремлем"?

Вот, например, широко известный в узких кругах галерист и публицист Марат Гельман.

Девятого ноября 2015 года, через несколько часов после акции Павленского с поджогом двери ФСБ на Лубянке, он заявил : "Двери Лубянки — это врата ада, вход в мир абсолютного зла. И на фоне адского пламени стоит одинокий художник, ожидая, пока его схватят. Очень сильный художественный образ".

А 16 октября 2017 года, через несколько часов после акции Павленского с поджогом здания Банка Франции, тот же Марат Гельман сказал в эфире радио "Эхо Москвы": "Пока он в тюрьме и ему не предъявлены какие-либо обвинения, оценивать художественные качества акции неуместно".

Поразительно, как меняются оценки одного и того же действия, когда речь идет не о "цепных псах кровавого режима", а о "светочах свободы и демократии". А еще смешно, что боятся на самом деле вторых.

Самое забавное, что Павленский во всей этой ситуации действительно вызывает определенную симпатию. За последние годы такими привычными стали ситуации, когда радикальная оппозиционность и громкие акции являются для людей просто способом обеспечить себе общественный капитал, с которого потом можно стричь купоны, став воплощением буржуазной добропорядочности и законопослушности на Западе (привет некоторым участницам группы Pussy Riot). На этом фоне всякое проявление искренности (даже в виде психического нездоровья и юродивости) невольно порождает сочувствие. Пусть и с оттенком брезгливости.

В конце концов, Павленский продолжает быть верен себе. Его свежая парижская акция полностью лежит в русле все того же левацкого нонконформизма, который он декларировал в России: "Поджог Банка Франции — это освещение правды, которую власти заставили нас забыть. Бастилия была разрушена взбунтовавшимся народом, народ разрушил ее как символ деспотизма и власти. На этом же месте был построен новый очаг рабства, который предает революционеров и спонсирует бандитский Версаль. Банк Франции занял место Бастилии, банкиры встали на место монархов".

Другое дело, что, как моментально выяснилось, весь этот ниспровергающий авторитеты радикализм приветствовался исключительно в отношении России, но тем не менее юродивой искренности акциониста это не отменяет.
Фактически Павленский оказался ровно в той же колее, в которую до этого попал основатель арт-группы "Война" Олег Воротников, бежавший с женой и детьми из ужасной России за границу и очень быстро обнаруживший , что нонконформизм в Европе является едва ли не худшим из грехов.

Что же касается приютившей бежавшего из страшной России художника Франции, то над ней даже смеяться не хочется. Хочется только одного: чтобы она не лишила Павленского политического убежища и не выслала его на родину.